Веление времени или «зуд» нормотворчества?
С началом процесса формулирования и оформления поправок к Конституции РФ, инициированных Президентом России в послании к Федеральному Собранию, активизировались самые разные политические силы. Остановимся на других законотворческих «изысках», которые, возможно, под шумок попытаются протащить и закрепить в основном законе страны. Да и на проблеме, связанной с функционированием регионов России в современных условиях и с перспективой их развития. Политическая арифметика — непростая наука.
Комментируя возможность появления неких «федеральных территорий» – территориальных образований с прямым федеральным подчинением, – интернет-издание «Знак» сообщило о планах обсуждения таких предложений двумя профильными комитетами Совета Федерации (по конституционному законодательству и по федеративному устройству). А автором идеи о новых территориально-административных единицах агентство «Росбалт» назвало председателя Тульской областной Думы Сергея Харитонова.
Исходную информацию о дебатах распространило агентство РИА «Новости» со ссылкой на Андрея Клишаса (этот сенатор возглавляет один из этих комитетов и является сопредседателем рабочей группы по подготовке предложений о внесении поправок к Конституции РФ). Из слов члена Совфеда можно понять, что такой статус может оказаться распространён на действующие в настоящее время ЗАТО (закрытые административно-территориальные образования). Возможно ожидать распространения такого статуса и на Арктическую территорию, и на особо охраняемые природные территории. В качестве аргумента в пользу таких нововведений Андрей Клишас привёл довод о необходимости «повышенных требований к обеспечению безопасности, защиты и охраны окружающей среды (например, озера Байкал, Кавказских минеральных вод) или же к созданию условий по повышению инвестиционной привлекательности». Что ж, под таким «флагом» легче всего продвигать идеи о внедрении «специального регулирования» на таких территориях. Очевидно, надо полагать, что регионы, в структуру которых сегодня включены претендующие на особое к себе отношение их части, после такой юридической переделки могут утратить право влияния на этих землях. Но о том уважаемый деятель из Совфеда выразился довольно-таки витиевато: по словам сенатора, пересказанным изданием «Знак», особый режим предполагает особые полномочия и прямое подчинение органов власти территорий федерального подчинения органам и должностным лицам федерального центра. Куда более откровенным видится суждение Андрея Клишаса о том, что реализация подобного предложения означает что вновь организуемые «федеральные территории» не будут входить в состав территорий субъектов Федерации.
Можно, конечно, уповать на «особое внимание» к инициативе со стороны председателя Совета Федерации Валентины Матвиенко, на проработку её в профильных комитетах Совфеда. Но видится возможной далеко не такая уж радостная и радужная перспектива: даже сегодня не идеально «скроенные» регионы окажутся разорванными (хорошо, если не в клочья) «федеральным центром», и так опутавшим субъекты РФ едва ли не осьминожьими щупальцами и вытягивающим из них соки-ресурсы. А кто поручится, что благом для населения регионов окажутся разорванные (или, в лучшем случае, осложнённые) экономические, социальные и прочие связи между вновь организуемыми – пока что умозрительно – «федеральными территориями» и остальными частями субъектов федерации?
Новые «вотчины»: взгляды экспертов
Живо отреагировало на идею организации «федеральных территорий» агентство «Росбалт», опросив и приведя в своей ленте суждения аналитиков на эту тему. Так, директор Центра развития региональной политики Илья Гращенков воспринял инициативу весьма настороженно, поскольку авторы замысла не раскрыли не только необходимость подобного нововведения, но и не представили списка таких территорий.
Проводя аналогию с относительно недавним периодом отечественной истории и выстраивая возможные виды на будущее, этот эксперт отметил: «В советской системе было большое число городов, напрямую подчинённых Москве. Это было связано с их статусом. Это были закрытые военные города, наукограды, атомные и т.п. Их бюджет напрямую формировался из Москвы. На сегодняшний день, если исключить Москву и Санкт-Петербург, есть только один город федерального подчинения – Севастополь. Это связано с тем, что город почти военный, и даже говорили о том, чтобы сделать его закрытым городом. Но зачем сейчас надо возвращать систему, когда целые территории будут напрямую подчиняться Москве, непонятно. То ли это недоверие губернаторскому корпусу, то ли попытка в рамках нацпроектов и прочего установить прямой контроль».
Илья Гращенков высказался более чем недвусмысленно: «Когда возникает ручная схема управления, вместо системного взаимодействия на уровнях вертикали власти, то может быть обратный эффект». Говоря о ТОСЭР (территориях опережающего социально-экономического развития), аналитик предположил, что такое управление может оказаться неэффективным, но, несмотря на это, представители власти решили повести процесс дальше: «Уже есть ТОСЭР, которые с одной стороны, остаются под контролем регионов, а с другой, над ними есть ещё ведомственные учреждения. Возможна передача управления из регионов профильным корпорациям».
В другой публикации то же агентство «Росбалт» привело размышления политолога Максима Жарова. Он предполагает, что с учреждением «федеральных территорий» произойдёт не усиление, а ослабление федеральной власти. По мысли эксперта, впору говорить о передаче территорий под управление каким-либо конкретным чиновникам. Цитируемое, хоть и пространное, высказывание политолога вполне определённо характеризует его взгляд на проблему: «Утверждается, что проект нужен для того, чтобы вывести в прямое федеральное подчинение закрытые территориальные образования и территории, которые сейчас имеют особый статус управления. Но я хочу сказать, что это будет означать управление территорий отдельными федеральными чиновниками. Подобные «федеральные территории» были бы нормальной историей для сильного государства с сильной центральной властью. У нас же сейчас поправки в Конституцию предусматривают децентрализацию власти: появляется Госсовет, где будут заседать главы территорий, в том числе и главы этих «федеральных территорий», если поправка будет принята. В случае ослабления вертикали власти в России могут возникнуть конфликты внутри федерации, и этими конфликтами могут воспользоваться наши соседи-недоброжелатели, которые имеют к нам территориальные претензии».
Максим Жаров не исключил, что замысел о «федеральных территориях» может быть привязан к вполне конкретным местам. К Южному берегу Крыма, к примеру. Если эти земли будут выведены из-под юрисдикции Республики Крым, то управление ими может быть поручено какому-либо федеральному чиновнику. По словам политолога, «появление статуса «федеральных территорий» позволит реализовать эту сомнительную идею».
Куда как более серьёзным и даже тревожным видится другой аспект: «В случае децентрализации власти – если она будет осуществлена – может встать вопрос о расколе федерации на части. С помощью статуса «федеральных территорий» это будет легче, чем сейчас».
Тем временем в Кремле…
Очень интересным, если не сказать иначе, видится ситуация, обрисованная в очередной анализируемой публикации агентства «Росбалт». Из этого материала видно, что с инициативой сопредседателя рабочей группы по подготовке поправок в Конституцию сенатора Андрея Клишаса в близких к Президенту РФ кругах совершенно незнакомы. По крайней мере, такое впечатление складывается от озвученной пресс-секретарём главы государства Дмитрием Песковым реплики. А его расплывчатая фраза о планируемой проработке вопроса в некой «группе» вообще нагоняет туман…
Объединение? Это провокация!
Если рассмотренное выше предложение-предположение так или иначе может быть сопоставлено с арифметическим действием «вычитание», то стоит остановиться и на другом, сравнимым со «сложением». Последнее стало предметом интереса со стороны вице-премьера Марата Хуснуллина. Такая реакция на предложения об объединении Санкт-Петербурга и Ленинградской области (почти что своего рода экспертный дебют чиновника, не так давно принявшего новый для себя пост) оказалась резко негативной. Идеи об объединении «провокационны», считает один из заместителей главы Кабмина: «Ничего объединять не надо. На сегодняшний день те, кто хотят работать, имеют все возможности: нацпроекты есть, структура управления есть. Надо находить пути взаимодействия».
Для такого рода утверждений порукой Марату Хуснуллину, бывшему вице-мэру Москвы, служит столичный опыт: в предшествующий период власти двух субъектов РФ – города федерального значения Москва и Подмосковья – «сумели договориться о совместной работе по ряду вопросов – транспорту, дорогам, миграции рабочей силы и т.п.».
Говоря о московской, петербургской, екатеринбургской, казанской крупных агломерациях, вице-премьер отметил, что они «должны работать по правилам как агломерация, потому что рассматривать отдельные территориальные образования, скажем Петербург и Ленинградскую область, – нельзя их отдельно рассматривать, они должны по каким-то вопросам работать вместе».
С идеей об объединении Ленинградской области и Санкт-Петербурга в январе т.г. выступило ленинградское областное отделение партии «Родина». Замыслу о формировании некой Санкт-Петербургской губернии действующий губернатор Ленинградской области Александр Дрозденко противопоставил не только призыв не ловить «политический хайп» на теме гипотетического объединения двух регионов, но и предложил задуматься о многогранной интеграции регионов. По словам руководителя «47-го региона», необходимо вести речь «об интересах жителей, а не просто об изменении границ двух субъектов, которое не даст ни экономического, ни социального, ни политического эффекта». Интеграция же предполагает экономическую, социальную и транспортную интеграцию регионов.
Уместно вспомнить о событиях четырёхлетней давности, когда председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко оглашала мысль о том, что «есть субъекты Федерации, которые точно нежизнеспособны самостоятельно в силу объективных причин, а не потому, что там плохие губернаторы».
Тогда, в апреле 2016 года, о вариантах укрупнения регионов говорил, в частности, первый заместитель председателя комитета Совфеда по экономической политике Сергей Калашников (представитель от Брянской области). Речь шла о назревшем, как полагал сенатор, серьёзном укрупнении территорий Центрального федерального округа. Доводами тогда выдвигались суждения об однотипной схеме хозяйствования в регионах, о дополнении территориями друг друга распределением производительных сил.
Сенатор говорил о возможности слияния Смоленской, Брянской, Калужской и Орловской областей в один регион. Другое объединение могло, по его же мнению, охватить Липецкую, Воронежскую и, не исключено, Рязанскую области. Ещё один регион (административный субъект, не имеющий национальной окраски), по предположению Сергея Калашникова, могли бы образовать республики Поволжья – Чувашия, Мордовия, Марий Эл и др.
Как полагал тогда член Совфеда, как о едином конгломерате возможно было бы подумать при воссоединении Пермского края, Свердловской и, вероятно, Томской областей – на Урале, Еврейской автономной и Амурской областей – с Хабаровским и, как знать, Приморским краем – на Дальнем Востоке.
Логика объединения заключается, утверждал Сергей Калашников, в следующем: «Главное, люди должны понять: речь идёт не об ущемлении чьего-либо национального достоинства, речь идёт о создании мощного экономического «кулака» на определённой территории. Экономическая интеграция в условиях кризиса становится крайне актуальной».
Находя одно, можем потерять другое
Сегодня не вполне понятно, какие тенденции возобладают, но стоит при их анализе рассматривать проблемы со всех сторон. И принимать в расчёт различные точки зрения. Об одной из них, обозначенной ещё в 2014 году, через некоторое время после присоединения Крыма и Севастополя к России, бывшим советником Президента РФ по экономическим вопросам Андреем Илларионовым, уместно вспомнить особо. Прошедшее с той поры время в чём-то разуверило, но некоторые оценки и предположения, очевидно, не утратили актуальности и сегодня.
Говоря о вероятном (и самом худшем – на тот момент, т.е. на 2014 год) развитии событий, Андрей Илларионов высказывал предположения о перспективах «украинского кризиса». А они состояли, по оценке политолога, и в перерастании холодной войны в «горячую» стадию, и в потребности для России вернуть Китаю, Японии и другим соседним государствам такие территории, как Сибирь, Курильские острова и Калининград.
Хорошо, конечно, что такие прогнозы, как реальная война, оккупация, многочисленные жертвы, поражение России в конфликте с Западом, не сбылись. Экономическая, социальная и гуманитарная катастрофа как следствие такого столкновения могла, по предположению Андрея Илларионова, поставить нашу страну перед фактом необходимости вернуть соседним странам немалую часть территории.
Впрочем, такие умопостроения едва ли возможно признать какими-то оригинальными. В рассматриваемый период бытовали и другие, хоть и сходные, точки зрения. Одной из достаточно показательных видится та, которой придерживался украинский исследователь и политолог Олег Соскин и которая предполагала рассмотрение Воронежской и Ростовской областей РФ как исторически украинских землях.
Говоря о нарушении Россией правил международной игры, упомянутый выше учёный видел уместным проведение на российских территориях референдумов с целью выяснения, хотят ли жители этих земель остаться в России. В число этих земель Олег Соскин включил все автономные области, регионы Дальнего Востока, Кавказа и Калининградскую область. Альтернативой виделось противопоставление возможности для местного населения «обрести свободу» или «остаться в России и не иметь каких-либо перспектив на будущее».
Что нас ждёт впереди?
Одним из совсем недавних событий (речь идёт об опубликованном на сайте интернет-издания «Idel.Реалии» интервью телеканалу RTVI) стало по-своему сенсационное заявление члена совета директоров газеты «Ведомости» Демьяна Кудрявцева. Он высказался весьма нестандартно, чем, как можно предположить, дал повод для возможных дискуссий, да и для каких-то иных вариантов реагирования: «Я не считаю, что государственное образование на этой территории [Российской Федерации] может и должно быть единственно таким. Меня вообще не смутит, если здесь будет пять государств». При этом, очевидно, ни в малой степени в таком предположении не проявляется сепаратизм, ведь (так дословно заявил медиа-менеджер) «пока Конституцию не переписали, это на самом деле то, что там прямо написано».
Демьян Кудрявцев пояснил свою мысль: «Все забыли, у нас федеративное государство, которое по сути своей является собранием регионов, субъектов, территорий, которые могут, хотят, должны и де-факто живут по-разному. И в каком-то смысле эта модель может развиваться куда угодно, вплоть до конфедеративной. Понимаете, я считаю, что единственное, что здесь существует общее – это русская культура». При этом собеседник телеканала уточнил, что не имеет в виду развал России как некий непременный вариант: «Я говорю, что меня не смутит, если формой выживания русской культуры, которая определяет движущую силу нации, политической нации, существующей здесь, будет какая-то другая форма».
Историческая Россия
Пока же (и, возможно, на реально обозримое будущее) нам приходится иметь дело с попытками российских властей не только оперировать довольно своеобразным термином «историческая Россия», но и стремлением наполнить это понятие вполне конкретным геополитическим содержанием. Для понимания ситуации и сопряжённых с ней процессов представляется уместным обратиться к оценкам ранее упомянутого политолога Андрея Илларионова, правда, относительно недавним – высказанным им в «Живом журнале» в июле 2019 года.
Анализируемый термин в политический оборот ввернул Президент России Владимир Путин в выступлении на военном параде по случаю Дня Победы 9 мая того же 2019 года.
Говоря о происхождении и распространении термина «историческая Россия», Андрей Илларионов достаточно подробно остановился на вопросе о границах «исторической России» по Путину. И на разборе теоретических воззрений приверженцев такой идеи. Наиболее вероятным видится появлении такой научной категории в трудах исследователей после 1917 года и применении её к территории части бывшей Российской империи. Исследователи эти соотносили себя, как правило, с Русской Православной Церковью за рубежом.
Один из таких учёных, Сергей Епишев, полагал, что «историческая Россия» – это «страна в границах, близких к границам Российской Империи перед началом Первой мировой войны, Советского Союза в начале Второй мировой войны. Исторически Россия в собственном смысле слова включает в себя Великороссию, Малороссию, Белоруссию, Новороссию, Латгалию, большую часть Казахстана с частью Русского Туркестана, области расселения казаков на Кавказе (Терская, Гребенская, Кубанская), Приднестровье, территорию расселения русинов и гуцулов, выходя за пределы искусственно начертанных границ в 1991 году Российской Федерации. В противовес этому понятию этнокультурные противники русских именуют «Россией» исключительно бывшую РСФСР».
Другой исследователь, Владимир Махнач, полагал необходимым различать «части исторической Российской империи и части исторической России. Туркестан, Кавказ (и Северный, и Южный), кроме казачьих областей вне всякого сомнения, три прибалтийские государства, может быть без Латгалии, и Тува – это части исторической Российской империи. Но почти весь Казахстан, может быть, без южной, подгорной Джамбульской области, Украина и Белоруссия, Приднестровье – это части исторической России».
Ещё один приверженец концепции исторической России, Сергей Кортунов, категорически выступал против отождествления СССР и Российской империей, так как «нельзя ставить знака равенства между коммунизмом и христианством. Нельзя ставить знака равенства между государством, каким был Советский Союз, и страной, которой является историческая Россия…». Этот автор с решительным осуждением отнёсся к прерыванию «преемственности геополитических интересов и СССР, и Российской империи», допущенному РСФСР (как предшественницей РФ). Говоря о советских границах как «не исторически возникших, а искусственных, установленных незаконно», Сергей Кортунов полагал, что «они не могут быть признаны границами новой России». А, исходя из такого посыла, сделал далеко идущий вывод: «Нынешние границы Российской Федерации не могут быть признаны незыблемыми и потому, что они препятствуют становлению российской нации, – ведь значительная часть русских, а также других народов, населявших СССР, объективно тяготеет к объединению в рамках одного государства. Не только русские, но и абхазы, и карабахские армяне, и осетины, и лезгины, и ряд других этнических групп были отторгнуты от России помимо их воли. Более того, проведенные в ряде этих регионов выборы и референдумы однозначно свидетельствовали о воле людей к объединению с их исторической родиной, то есть с Россией. Русские и другие народы не имеют права игнорировать волю и стремления этих людей. Ошибки и просчеты, обусловленные Беловежскими соглашениями, должны быть признаны, и их исправление должно стать частью новой национальной государственной политики России».
Наиболее ярким образчиком подобной идеологии (вероятно, по той причине, что реально сегодня служит путеводной звездой для приверженцев идеи «исторической России» и практиков российской политики) видится приведённая Андреем Илларионовым весьма показательная цитата из творений Егора Холмогорова: «России необходимо начать предъявлять претензии там, где раньше предъявлялся отказ от претензий, необходимо указывать на спорные вопросы там, где прежде их стремились игнорировать, наконец, необходимо видеть проблему катастрофического распада единого государства там, где прежде предлагалось видеть так называемый «цивилизованный развод». Другими словами, России нужна идеология русской ирреденты. Идеология возвращения РФ тех территорий исторической России, на которые у нее имеется историческое и моральное право и относительно которых есть практический смысл их возвращать…
Термин «историческая Россия» вообще должен быть внедрен в наш политический лексикон. Понятие исторической России должно подразумевать тот факт, что историческое и культурное становление всех территорий бывшего СССР проходило в рамках Российского государства, под значительным культурным и политическим влиянием русского народа, а антропогенный ландшафт этих территорий и их экономическая и социальная инфраструктура создавались именно за счёт финансовых и людских инвестиций России и русских. Вся территория исторической России является ареалом проживания русских, в котором им с полным основанием принадлежат все права коренных жителей. В соответствии с принципом исторической России «современная Россия» имеет моральное право претендовать на любые территории бывшего СССР, и существование на этих территориях каких-либо сепаратных государств само по себе должно рассматриваться как политически проблематичное и нуждающееся в дополнительном урегулировании…».
Если спроецировать данные выкладки на современную внешнюю политику России (точнее, её президента), то всё, или, хотя бы, многое, становится объяснимым. По крайней мере, и условный «Крым», и не менее условный «Донбасс».
Резюмируя выкладки о критериях, используемых Владимиром Путиным и его окружением для отнесения тех или иных территорий к «исторической России», Андрей Илларионов выделил такие ключевые моменты. Первый из них – соотнесение их с границами России примерно к 1800 году. Второй – наличие на этих землях населения, владеющего русским языком и исповедующего православие. Такие вот бесхитростные критерии. А итог заключается, по словам бывшего советника Президента РФ, в следующем: «Историко-идеологические эксперименты с попытками «научного» обоснования имперских аппетитов обнажают скрываемые до поры до времени намерения их авторов. А выбор фальшивых критериев и преследование ложных целей в практических действиях со стороны властей оборачиваются трагедиями для миллионов людей – и для тех, кто живёт в границах нынешней России, и для тех, кого относят к проживающим на территориях т.н. исторической России».
Политическая «арифметика» регионального развития
При рассмотрении сегодняшней ситуации и попытках представить себе её в будущем перспектива «умножения» («приумножения», если угодно) видится довольно-таки призрачной. А вот «деление», оно как-то представляется куда как более реалистичным. Возможны ли какие-то иные варианты – это покажет время. И, не исключено, – достаточно близкое к сегодняшнему дню.
Понравилась статья? Поддержите Издание:
