Историческая Россия — страна в границах, близких к границам Российской Империи перед началом Первой мировой войны, Советского Союза в начале Второй мировой войны.
Пока же (и, возможно, на реально обозримое будущее) нам приходится иметь дело с попытками российских властей не только оперировать довольно своеобразным термином «историческая Россия», но и стремлением наполнить это понятие вполне конкретным геополитическим содержанием. Для понимания ситуации и сопряжённых с ней процессов представляется уместным обратиться к оценкам политолога Андрея Илларионова, высказанным им в «Живом журнале» в июле 2019 года.
Историческая Россия по Владимиру Путину
Анализируемый термин в политический оборот ввернул Президент России Владимир Путин в выступлении на военном параде по случаю Дня Победы 9 мая того же 2019 года.
Говоря о происхождении и распространении термина «историческая Россия», Андрей Илларионов достаточно подробно остановился на вопросе о границах «исторической России» по Путину. И на разборе теоретических воззрений приверженцев такой идеи. Наиболее вероятным видится появлении такой научной категории в трудах исследователей после 1917 года и применении её к территории части бывшей Российской империи. Исследователи эти соотносили себя, как правило, с Русской Православной Церковью за рубежом.
Один из таких учёных, Сергей Епишев, полагал, что «историческая Россия» – это
«страна в границах, близких к границам Российской Империи перед началом Первой мировой войны, Советского Союза в начале Второй мировой войны. Исторически Россия в собственном смысле слова включает в себя Великороссию, Малороссию, Белоруссию, Новороссию, Латгалию, большую часть Казахстана с частью Русского Туркестана, области расселения казаков на Кавказе (Терская, Гребенская, Кубанская), Приднестровье, территорию расселения русинов и гуцулов, выходя за пределы искусственно начертанных границ в 1991 году Российской Федерации. В противовес этому понятию этнокультурные противники русских именуют «Россией» исключительно бывшую РСФСР».
Другой исследователь, Владимир Махнач, полагал необходимым различать «части исторической Российской империи и части исторической России. Туркестан, Кавказ (и Северный, и Южный), кроме казачьих областей вне всякого сомнения, три прибалтийские государства, может быть без Латгалии, и Тува – это части исторической Российской империи. Но почти весь Казахстан, может быть, без южной, подгорной Джамбульской области, Украина и Белоруссия, Приднестровье – это части исторической России».
Ещё один приверженец концепции исторической России, Сергей Кортунов, категорически выступал против отождествления СССР и Российской империей, так как «нельзя ставить знака равенства между коммунизмом и христианством. Нельзя ставить знака равенства между государством, каким был Советский Союз, и страной, которой является историческая Россия…». Этот автор с решительным осуждением отнёсся к прерыванию «преемственности геополитических интересов и СССР, и Российской империи», допущенному РСФСР (как предшественницей РФ). Говоря о советских границах как «не исторически возникших, а искусственных, установленных незаконно», Сергей Кортунов полагал, что «они не могут быть признаны границами новой России». А, исходя из такого посыла, сделал далеко идущий вывод: «Нынешние границы Российской Федерации не могут быть признаны незыблемыми и потому, что они препятствуют становлению российской нации, – ведь значительная часть русских, а также других народов, населявших СССР, объективно тяготеет к объединению в рамках одного государства. Не только русские, но и абхазы, и карабахские армяне, и осетины, и лезгины, и ряд других этнических групп были отторгнуты от России помимо их воли. Более того, проведенные в ряде этих регионов выборы и референдумы однозначно свидетельствовали о воле людей к объединению с их исторической родиной, то есть с Россией. Русские и другие народы не имеют права игнорировать волю и стремления этих людей. Ошибки и просчеты, обусловленные Беловежскими соглашениями, должны быть признаны, и их исправление должно стать частью новой национальной государственной политики России».
Наиболее ярким образчиком подобной идеологии (вероятно, по той причине, что реально сегодня служит путеводной звездой для приверженцев идеи «исторической России» и практиков российской политики) видится приведённая Андреем Илларионовым весьма показательная цитата из творений Егора Холмогорова: «России необходимо начать предъявлять претензии там, где раньше предъявлялся отказ от претензий, необходимо указывать на спорные вопросы там, где прежде их стремились игнорировать, наконец, необходимо видеть проблему катастрофического распада единого государства там, где прежде предлагалось видеть так называемый «цивилизованный развод». Другими словами, России нужна идеология русской ирреденты. Идеология возвращения РФ тех территорий исторической России, на которые у нее имеется историческое и моральное право и относительно которых есть практический смысл их возвращать…
Если спроецировать данные выкладки на современную внешнюю политику России (точнее, её президента), то всё, или, хотя бы, многое, становится объяснимым. По крайней мере, и условный «Крым», и не менее условный «Донбасс».
Резюмируя выкладки о критериях, используемых Владимиром Путиным и его окружением для отнесения тех или иных территорий к «исторической России», Андрей Илларионов выделил такие ключевые моменты.
- Первый из них – соотнесение их с границами России примерно к 1800 году.
- Второй – наличие на этих землях населения, владеющего русским языком и исповедующего православие.
Такие вот бесхитростные критерии. А итог заключается, по словам бывшего советника Президента РФ, в следующем: «Историко-идеологические эксперименты с попытками «научного» обоснования имперских аппетитов обнажают скрываемые до поры до времени намерения их авторов. А выбор фальшивых критериев и преследование ложных целей в практических действиях со стороны властей оборачиваются трагедиями для миллионов людей – и для тех, кто живёт в границах нынешней России, и для тех, кого относят к проживающим на территориях т.н. исторической России».