Взгляд на власть
Объявляя своей целью строительство социализма и, в последующем, – коммунизма, Советская власть в первые же часы и дни своего существования провозгласила лозунги (между прочим, позаимствованные большевиками у других «народных» партий): «Мир – народам!», «Земля – крестьянам!», «Фабрики – рабочим!» Т.е. учла те умонастроения, которыми жил на тот момент трудовой народ России. Второй материал о том, какой взгляд на власть у элит и граждан.
Фактически же всё обстояло «несколько иначе». Населявшие страну народы мечтали вовсе не о таком мире, который был заключён в Брест-Литовске, да и вряд ли замысел «превратить войну империалистическую в войну гражданскую» отвечал интересам подавляющего числа жителей тогдашней России. А что касается земли и фабрик… Проведённая экспроприация собственности эксплуататорских классов, лишив буржуазию и помещиков их имущества, сделала землю, фабрики и заводы фактически собственностью государства. При этом большевики декларировали такого рода акцию как национализацию (стоит заметить, что с тех пор и в течение длительного времени – и в политике, и в сфере права – было принято отождествлять «государственную» и «общенародную» собственность).
Если учесть, что государство в условиях Советской власти формировалось усилиями и при самом непосредственном участии партии (сперва – большевиков, затем – коммунистов), то вся деятельность такого государства олицетворяла собой практику «социалистического», а затем и «коммунистического» строительства. В прошлом «профессиональные» революционеры становились управленцами (насколько «профессиональными» – о том особый разговор). На деле эта практика, если её проанализировать, стала гигантских масштабов социальным экспериментом.
То, что основные средства производства (земля, промышленные предприятия, транспорт и т.д.) не были отданы не только в собственность, но и даже в реальное управление труженикам и их коллективам, возможно рассматривать как следствие неверия партии (точнее, партийной номенклатуры) в способность именно трудящихся масс к самоуправлению. Это неверие порождало недоверие и в политической области: декларируя сперва «диктатуру пролетариата», а затем «блок коммунистов и беспартийных», большевики-коммунисты менее всего заботились о том, что в первом выражении акцент должен был быть сделан именно на пролетарском характере власти, а не на диктаторских полномочиях и мерах её деятельности, а во втором случае «беспартийная составляющая» представляла собой лишь довесок к основной части.
Передача собственности в руки государства – этот феномен называется «этатизация» («огосударствление») – означает, что государство становится этаким солидарным капиталистом и солидарным эксплуататором, а на долю трудящихся и всего остального народа остаётся выполнение его воли. Когда государство не просто пытается планировать все стороны жизни общества (не только производственную часть деятельности) и контролировать все протекающие в обществе процессы, мы получаем в итоге тоталитаризм.
«Железная рука» и большевистское «счастье»
Сейчас, по прошествии лет, конечно, легче анализировать процессы и явления, с которыми пришлось сталкиваться (вернее, в условиях которых жить) нашим отцам-дедам-прадедам. Мечтавшие о светлом будущем, они пытались его строить. Как понимали они его, какой смысл вкладывали в понятия «социализм» и «коммунизм»?
Скорее всего, малограмотностью народа, его забитостью и религиозностью – не только общественно-научной, но и элементарной – «успешно» воспользовались те, кто верховодил процессом созидания. Малая численность рабочего класса по отношению к общей численности населения, его сосредоточие в нескольких центрах громадной по масштабам страны, довольно слабая организация рабочих – это лишь некоторые факторы, способствовавшие утверждению такой власти, которая на словах выступала за то, чтобы управлять «вместе с народом», а фактически управляла вместо народа. Но как проходил этот процесс?
Вернёмся к ранее высказанной мысли: придя к власти, можно сказать, на волне воли народа, в прошлом «профессиональные» революционеры оказались управленцами. Т.е. людьми, в чьём ведении оказались вопросы жизнедеятельности (а нередко, даже в буквальном смысле слова, жизни и смерти) многих миллионов людей – их обеспечения продовольствием, организации деятельности производства, просвещения, здравоохранения, культуры, обороны, обеспечения внутренней безопасности и т.п. и т.д.
Надо заметить, что едва ли кто из состава первого Советского правительства – Совета народных комиссаров, включая его председателя – лидера большевистской партии Владимира Ульянова (Ленина) – мог похвастаться управленческим опытом. Даже в масштабах отдельно взятого предприятия или организации (речь идёт, естественно, не о политических организациях, а о тех, что функционируют как хозяйствующие субъекты).
Несмотря на то, что Советская власть позиционировала себя как власть трудящихся (в первую очередь, рабочих и крестьян), связь этой власти, особенно, если смотреть на конкретных её представителей, с теми же рабочими и, более всего, с крестьянами может быть названа весьма и весьма относительной. Да и связь с интеллигенцией, которая лишь отчасти поддержала новый режим, а остальная часть – либо эмигрировала, либо вынуждена была как-то подстраиваться под новые условия жизни, эта связь тоже оказалась достаточно условной.
В известной степени, как это ни парадоксально (но лишь на первый взгляд!) и даже ни обидно кое-для кого и сегодня это звучит, вполне адекватное определение такой власти – власть люмпен-пролетариата. Т.е. деклассированных элементов. Именно такое понимание ситуации позволяет оценить сущность того отношения, которое новая власть проявляла к трудовому народу. И которое проявилось не только в неверии и недоверии – по отношению к ранее «господской» собственности, но и во всех остальных областях жизни.
Нетерпимость к иному, кроме собственного, мнению, неумение и, что не менее важно, нежелание постигать и применять законы экономического, исторического развития, волюнтаризм определяло все стороны жизни. Основной целью индустриализации, коллективизации и даже культурной революции, какими бы прекрасными лозунгами они не сопровождались, была подготовка… к войне, результатом которой объявлялась победа социализма во всём мире. Не улучшение жизни народа в стране, не удовлетворение потребностей населения в товарах и услугах, а милитаризм.
«Подспорьем» в реализации таких планов становилась политика – репрессивная политика по отношению, в основном, к крестьянству (не только к «кулакам», но и к «середнякам». Запрет на частную собственность, на проявление предприимчивости, а, по большому счёту, стремление достичь классово однородного общества привело к громадных масштабов «социальному эксперименту». Форсированное, без учёта естественного хода истории и экономических отношений, присущих обществу даже после ликвидации угнетателей в лице капиталистов и помещиков, продвижение к бесклассовому обществу ничего другого и не могло вызвать, как раскрестьянивание и расказачивание, а нередко и физическое истребление «враждебных элементов».
«Казарменный социализм», по определению, ничего другого и не сулил, как видимое равенство в бедности. При этом далеко не бедствовали те, кто относился к «власти», к «государству». В полной мере, если даже не в особенности, это было применимо к представителям органов, обеспечивавших «государственную безопасность». Эти структуры, наряду с партийными, сыграли (да, наверное, и сегодня играют) ведущую роль в реализации замысла по преобразованию советского (и постсоветского!) общества.
Если говорить о «советском» периоде отечественной истории, то – с большей или меньшей вероятностью – можно признать имеющим право на существование следующее замечание. Стоило кому усомниться в правильности партийного курса, а не только подвергнуть его критике, не говоря уже о «социальном происхождении», – угроза превратиться в «лагерную пыль» висела практически над каждым. А ударные «стройки социализма», официально преподносившиеся как комсомольские, нуждались во многих десятках и сотнях тысяч рабочих, вернее, – рабских рук.
Разрушая церкви и храмы, Советская власть заботилась не столько о том, чтобы отвлечь жителей страны от поклонения богам, в которых веровали предки и современники преобразований, а в том, чтобы заменить прежние религии – новой, при которой, условно говоря, коммунизм соотносился с «царством Божиим на земле».
«Кто был ничем – тот станет всем»?
Мысль о том, что ничто из ничего не возникает, принадлежит одному из философов минувших эпох. Действительно, на пустом месте едва ли возможно предполагать, скажем, строительство дома, если не заложен для него фундамент, или выращивание растения, если не находится в земле его семя и не производится уход за этим семенем-растением.
Следуя этой логике и распространяя её на межчеловеческие отношения, можно прийти к умозаключению о связи между сегодняшним положением в обществе (если, конечно, таковым возможно назвать сообщество тех индивидов, которых представляем мы сами и которые нас окружают) и предшествующими процессами и явлениями.
Принудив к исходу из страны (так, обобщённо, возможно назвать разные по времени проведения и масштабам случаи эмиграции из послереволюционной России и СССР) и истребив физически десятки и даже сотни тысяч соотечественников в ходе гражданской войны, красного террора, нескольких волн Голодомора, переломав жизни и судьбы едва ли не каждой семьи, власть (именуемая Советской) коренным образом изменила ход истории.
Окончание гражданской войны в «горячей» (фронтовой и партизанско-подпольной) её части отнюдь не означало прекращение классовой борьбы. Вернее, борьбы за классовую «чистоту» общества, проводимую на фоне социально-экономических преобразований в духе «социализма». Эти борьба и преобразования ничуть на деле не вяжутся с представлениями о том же «социализме» как о «переходном этапе к коммунизму», при котором естественным (естественно историческим) является сочетание элементов прошлого и будущего.
История показала, что невозможно «с четверга на пятницу» отменить веками (!) складывавшийся хозяйственный уклад или изменить мировоззрение не только целого общества, но даже и отдельного человека. Но, так или иначе, десятилетия практики устроителей нового мира не пропали втуне: появление доселе невиданного стало фактом. Феномен homo soveticus стал фактом. Может быть, не в полной мере, но «советский человек» как продукт и орудие системы, люмпенизирующей и социальный статус, и общественно-экономическое положение, и политические взгляды, и мировоззрение в целом, уже может быть признан свершившимся фактом. Вернее, очередным (объявлять его «последним», «завершающим» соответствующую эволюцию) результатом многолетней и даже, возможно, многовековой люмпенизации. Того процесса и оценки нынешнего состояния общества, о котором неполных десять лет назад писал доктор политических наук Владимир Пастухов.
Те, кто «был ничем», ставшие ныне «всем» определяют сегодня ситуацию в современной нам России.
«Страна победившего люмпена»
Названный чуть выше исследователь именно такими словами охарактеризовал сегодняшнее наше Отечество. И для этого определения есть основания, в том числе и те, о которых речь шла ранее. Более того, такая оценка вполне логично объясняет нам сущность современной нам российской власти и вероятные её исторические (да и не только исторические!) перспективы.
Эволюция – при всей неоднозначности восприятия «перестройки» и «послеперестроечных» преобразований – российской жизни привела к тому общественно-экономическому, социальному, политическому и информационно-идеологическому явлению (корни его, правда, следует искать в более глубинных слоях), которое уже получило название «путинизм». Владимир Пастухов его определяет как «политический строй деклассированных элементов, всех тех, кто выпал из своих социальных ниш либо вообще их никогда не имел». Т.е. в таких условиях «на смену философии общины пришла философия «общака»».
Трудно спорить с политологом, который не вчера родился и который выстрадал вывод о том, что «криминализация общества всегда является свидетельством его социальной деградации, провалом в архаику, возвратом к наиболее примитивным формам социальных отношений, основанных на насилии и грабеже».
Анализ происходящего ныне побудил Владимира Пастухова к ещё более шокирующему (но далеко не бессмысленному!) умозаключению: Россия «вернулась в свой XVI век и даже ещё раньше», поскольку ситуация напомнила автору «ордынские» времена, а об обществе он говорит как о сопоставимом с находящемся на колонизируемых (оккупированных) территориях.
Если не заниматься дальнейшим пересказом публикации (статья опубликована была в «Новой газете» ещё в 2012 году), приведём одну из ключевых её позиций: «Путинский режим не имеет ничего общего с русской государственной традицией (мы не обсуждаем здесь – хороша она или плоха), кроме некоторого поверхностного сходства в «держимордием». Но в этом нет ничего специфически русского – подобное «держимордие» можно найти у любого африканского или латиноамериканского авторитарного режима. И даже весьма «культурные» немцы или итальянцы в не лучшие для них времена вели себя очень похоже. Во всем остальном – это не традиционное государство с крестьянскими патриархальными корнями, а пиратская республика.
Это не возврат назад и тем более не движение вперед, а отскок в сторону. Получив на выходе «из коммунизма» мафиозное государство, опирающееся на люмпена, Россия зашла в исторический тупик, из которого ей не выбраться «эволюционным» путем. Криминальную нашлёпку на теле общества нельзя рассосать, её можно только отрезать».
Вывод жёсткий, хотя и, если вдуматься, достаточно очевидный. Но кто и когда применит его на практике? Вопрос пока что остаётся открытым. Надолго ли?
Георгий Кулаков