Страна, где бесконечный «Стэнфордский эксперимент»
На «переломе»
Едва ли кто сегодня усомнится в том, что переживаемый нами период (слово «момент» не вполне точно описывает ситуацию, ибо протекающий процесс не может быть описан как что-то мимолётное и скоротечное) является переломным. Т.е. таким, после которого возможно ожидать каких-то перемен, изменения качеств и свойств привычных вещей и т.п. В общественной жизни – вообще, а в общественно-политической – в особенности, переломными (и чаще всего – судьбоносными) являются перемены революционного характера. Т.е. такие, которые утверждают что-то новое, решительно порывая со старым. Однако спешу заверить: наступающее «новое» далеко не всегда однозначно является прогрессивным, не столь редки случаи, когда за это «новое» выдаётся попытка вернуть утраченное, взять реванш, повернуть историю вспять. Одним из наиболее характерных исторических примеров – установление нацистской диктатуры в Германии в 1930-х годах: этот процесс историки порой называли «революцией, обращённой в прошлое». Хотя, если «покопаться» в былом, наверное, возможно отыскать и другие события, достойные подобной же характеристики.
Классика «жанра»
Не так давно, освежая в памяти страницы отечественной истории и более пристально, чем в годы обучения на историческом факультете университета, вглядываясь и в персоналии видных деятелей нашей страны, и в их идейное наследие, и в практику «строительства социализма», автор этих строк натолкнулся на очень показательную информацию. Если Владимир Ленин, а вслед за ним Николай Бухарин и Иосиф Сталин, говоря о диктатуре пролетариата, утверждавшейся в нашей стране, указывали на то, что эта власть не должна была быть связана никакими законами.
Другая мысль, попавшаяся на глаза, связана с именем выдающегося учёного Ивана Павлова, который в 1924 году выступал с публичной лекцией «Несколько применений новой физиологии мозга к жизни». В ней он не только рассматривал медицинские аспекты проблемы, но и затронул острую общественно-политическую тему. Выдающийся физиолог ссылался на наблюдения за собакой, у которой подавление «рефлекса свободы» явилось следствием продолжительного голода. Иван Павлов, характеризуя диктатуру пролетариата как режим, сопровождающийся террором, высказал оказавшуюся пророческой мысль о том, что «это может привести к трагическим последствиям». Более того, учёный отметил: «Террор, да ещё в сопровождении голода, совершенно подавляет рефлекс свободы, нация будет забита, рабски принижена». Пятью годами позже, в 1929 году – на торжественном заседании, которое было приурочено к 100-летию со дня рождения видного учёного Ивана Сеченова, Иван Павлов не просто высказал мысль о «безудержном своеволии власти». Он охарактеризовал сущность современного ему режима (как оказалось впоследствии, пережившего его самого «пролетарского» государства): «Мы живём под господством жестокого принципа: государство, власть – всё. Личность обывателя – ничто. Жизнь, свобода, достоинство, убеждения, верования, привычки, возможность учиться, средства к жизни, пища, жилище, одежда – всё это в руках государства. А у обывателя только беспрекословное повиновение… На таком фундаменте, господа, не только нельзя построить культурное государство, но на нём не могло бы держаться долго какое бы то ни было государство. Без Иванов Михайловичей, с их чувством собственного достоинства и долга, всякое государство обречено на гибель изнутри, несмотря ни на какие Днепрострой и Волховстрой. Потому что государство должно состоять не из машин, не из пчёл и муравьёв, а из представителей высшего вида животного царства!!!».
Вчитываешься в эти строки и понимаешь, что сказанное 90 лет назад так свежо, так злободневно и сегодня. И невольно соотносишь с недавней публикацией нашего современника – известного политика Геннадия Гудкова, назвавшего Россию «страной бесконечного Стэнфордского эксперимента». Описанный опыт (хотя некоторые считают информацию о нём фейком) имел место в 1971 году и был поставлен психологом, профессором Стэнфордского Университета Филиппом Зимбардо. По обнародованным Геннадием Гудковым сведениям, этот исследователь проводил эксперимент по заказу ВМФ США. В этом мероприятии участвовали 48 добровольцев, имевших крепкое физическое здоровье и считавшихся благополучными. В течение двух недель по жребию им предстояло разделиться на две группы: участникам одной отводились роли охранников тюрьмы, другим – заключённых. Всем участникам был обещан неплохой «гонорар». Вознаграждение во многом определялось экстремальностью условий. Исследователям предстояло выяснить, где наступает предел, после которого происходит трансформация психики и поведения людей, т.е. одни оказывались в качестве лишённых всех прав, другие, напротив, обладали неограниченной властью над первыми. Менее недели хватило для понимания необходимости прекратить такой эксперимент, настолько он оказался бесчеловечным и социально опасным. Дело в том, что «охранники» стали проявлять жестокий садизм, а для «заключённых» стала характерным утрата человеческого достоинства и воли к сопротивлению. Как выразился об итогах этого исследования Геннадий Гудков, «Оказывалось, что заданная социальная роль способна изменить человека больше, чем на 100%». И эти результаты на многое раскрыли политику глаза. Наступило осознание того, что «в нашей стране такой эксперимент осуществляется уже много десятилетий (столетий?), и он время от времени полностью трансформирует менталитет, мораль, нравственность и поведение миллионов. Стали более понятными и объяснимыми феномены различных форм массового насилия, гос-терроров, диктатур Гитлера и Сталина, жесточайшие эксперименты Пол Пота и других кровавых упырей, в которых превратились эти люди».
Нечто сопоставимое, по словам Геннадия Гудкова, свойственно и путинской «вертикали власти», а именно – «прогрессирующая ДЕГРАДАЦИЯ психики, морали и нравственности». В итоге деятельности «наследников Зимбардо в Кремле» происходит превращение даже нормальных людей в разного рода негодяев: «…Просто люди настолько вживаются в свою социальную роль (дракона), что действительно очень скоро им становятся».
Эта социальная роль у представителей различных государственных органов, именуемых по привычке «правоохранительными», может быть различна лишь в силу специфики службы. Трудно удержаться от очередной цитаты: «ОМОНовцу, истово избивающему женщин и не сопротивляющихся граждан, поручена роль доставлять боль, страдания и всячески унижать любого, кто окажется у него на пути. Следователю доверено издеваться в ходе задержания, обыска, ареста; судье и прокурору велено сажать всех, кто назначен виновным без всякой жалости, ФСИН практикует пытки для подавления любого проявления человеческого достоинства. Люди склонны вживаться в свои роли и менять под их специфику свое поведение, а также представление о добре и зле. Представляете, как едет крыша у наших кремлевских «полу-богов», обладающими абсолютной властью практически над 145 миллионами?!».
По словам, которыми Геннадий Гудков завершает свои размышления, необходимо разъяснять сотрудникам разного рода федеральных служб суть той социальной роли, которую им отвело государство на современном этапе. Пока ещё не поздно.
В оценке ситуации кое в чём с известным политиком солидаризируется Андрей Казанцев, администратор группы «Не стреляй!» в Фейсбуке. В своём посте он заметил: «Я верю, что росгвардейцы и полицейские – хорошие ребята. Верю, что многие. Большинство.
Да, есть среди них те, кто хочет остановить инакомыслящих любой ценой. Да, есть те, кто за деньги готовы на многое. Есть и те, кому просто нравится бить женщин и подростков. Но, я уверен, их немного. А основная часть – нормальные мужики. <…>
Я убеждён, что они нам не враги, не враги своего народа. И что в общем они всё понимают. Я убеждён, что с ними можно и нужно разговаривать, вести мирный диалог без провокаций и оскорблений».
Горбатого могила исправит?
Но не всё так уж безоблачно и радужно, как хотелось бы, очевидно, представить. О кошмарном ужасе пыток, применяемых в практике НКВД, писано-переписано. Как и о расправах, буквально – казнях, которые применялись и в ходе гражданской войны, и в последующий период, в том числе – на присоединённых к Советскому Союзу территориях «Западной Украины» и «Западной Белоруссии». Немало публикаций и о сегодняшних методах ведения следствия и действий оперативников полиции и ФСБ.
Дополнить представление о «моральном облике» ряда представителей правоохранительных служб (действующих и бывших) помогают и несколько публикаций интернет-ресурса «Сибирь.Реалии», выходящего под эгидой Радио Свобода.
Так, в одной из недавних публикаций приведена история бывшего (на момент событий – действующего) сотрудника Росгвардии из Кемерова Андрея Кобылина. В настоящее время проходит судебный процесс, по итогам которого ему «светит» пожизненное лишение свободы. Дело в том, что он находится под судом за вменяемое ему убийство малолетнего ребёнка – двухлетней дочери сожительницы. Как полагает следствие, оставшись наедине с падчерицей, мужчина попытался «успокоить» раскапризничавшуюся девочку. Для этого отнёс её в душ, где от потока воды она захлебнулась и умерла. Об исчезновении ребёнка забеспокоилась… прабабушка. Потребовались немалые усилия с её стороны, чтобы добиться реагирования правоохранительных органов на тревожное сообщение. О факте смерти девочки стало известно лишь в начале 2019 года, после чего Кобылин был задержан и уволен из органов Росгвардии. В настоящее время он является подсудимым.
Буквально четыре месяца назад тот же ресурс «Сибирь.Реалии» обнародовал материал о прекращении следователем из Иркутска уголовного дела о нападении сотрудника Росгвадии на беременную женщину. Незадолго до того она получила результаты судмедэкспертизы, которая установила причинно-следственную связь между выявленными у неё травмами и нападением представителя силовой структуры. Защитник потерпевшей не просто назвал действия следователя произволом, а убедительно доказал: следствие игнорировало результаты экспертиз и другие доказательства, включая видеоматериал, в итоге чего отказывает в предъявлении обвинения и прекращает уголовное дело. Одним из результатов того, что росгвардеец причинил женщине многочисленные травмы, могло стать прерывание у неё беременности на раннем сроке. Видеозапись сохранила данные о том, что сотрудник правоохранительного ведомства повалил женщину на пол магазина, садился сверху, давил коленями ей на живот и грудную клетку, пинал в область бедра.
Этот случай с представителями Росгвардии в Иркутской области оказался далеко не единственным в своём роде. Беременная жительница региона подверглась физическому воздействию (применению шокера и избиению) в октябре минувшего года. Тогда в отношении сотрудника ведомства органом Следственного комитета РФ было возбуждено уголовное дело о превышении должностных полномочий. Показателен и ещё один нюанс описанного выше ЧП в изложении ресурса «Сибирь.Реалии»: «В пресс-службе Росгвардии после инцидента правозащитникам заявили, что на пострадавшую заведено уголовное дело «за применение насилия в отношении представителя власти». Позже эта информация не подтвердилась…»
Этот же ресурс поведал на днях жуткую историю о двух жителях Тюмени. Иван Голиней и Влад Елфимов мечтали о службе в ОМОНе и спецназе системы ФСИН. Но в итоге неофициальных спаррингов (своего рода «вступительных экзаменов на выживаемость») оказались инвалидами. Ни о каком боевом братстве парням теперь уже и не мечтается. Интернет-ресурс «Сибирь.Реалии», ссылаясь на их родных, сообщил о том, что «только за последнее время от подобных «спаррингов» в самых разных городах страны пострадали восемь человек. И только трое выжили». В публикации приведён подробный рассказ Натальи Голиней, матери ставшего инвалидом I группы Ивана, о случившемся. Она сообщила, в частности, следующее: «…У нас они [Иван Голиней и Влад Елфимов. – Прим. авт.] живые, а по России и смертельные случаи: Маша Мухина из Краснодара, у неё брат умер, а он вообще КМС по боксу, а его добили омоновцы краснодарские. В Нижнем Тагиле парень умер, в Йошкар-Оле, в Санкт-Петербурге, в Кирове мальчик умер после нас уже. Это всё спарринги. Практически везде смертельные случаи. Выжили только Влад, Ваня и мальчик с Майкопа, Серёжа.
Это же ужас, из здоровых парней делают инвалидов первой группы. У нас что, инвалидов по стране мало? Действительно их набирают, чтобы, не думая, выходили с дубинками долбить народ. Я так теперь понимаю эту систему. Раньше думала, ОМОН – это нормальная система, которая действительно нас защищает, но она нас калечит».
Система, которая калечит
В недавней публикации, размещённой интернет-изданием «Медуза», приведено мнение о специфике службы в правоохранительной органах на современном этапе, которым поделился Владимир Воронцов. Его издание представило не только как бывшего сотрудника МВД России с 13-летней выслугой, но и как создателя «самого популярного паблика» для сотрудников этого ведомства «Омбудсмен полиции» (действует с 2017 года) и «защитника трудовых прав полицейских».
По словам Владимира Воронцова, в Москве существует специальное профильное подразделение органов внутренних дел – 2-й оперативный полк полиции, которое создано «для обеспечения правопорядка при проведении массовых мероприятий, они занимаются только этим». Хотя к выполнению задач в дни проведения массовых мероприятий подключают и других сотрудников ведомства, включая курсантов и даже слушателей Академии управления МВД, центрального аппарата министерства. Привлекают и полицейских из ряда сопредельных с Московской областью регионов. Показательно замечание Владимира Воронцова: «…Часто на такие акции отправляют наименее полезных и нужных по основной работе – ведь все понимают, что несмотря на митинги, основная работа всё-таки «на земле». Нужно понимать, что даже большинство начальников в полиции очень далеки от политики, им все это вообще не интересно. Поэтому и мотивы у них не политические – чаще просто пытаются удовлетворить вышестоящего начальника. Политика им до фени».
Говоря в начальной части интервью «Медузе» об аполитичности полицейских, Владимир Воронцов в ходе беседы несколько противоречит сам себе, высказывая суждение об отношении самих полицейских к работе на протестных митингах. Так, он замечает: «…Есть спектр мнений и очень многое зависит от отношения к протестующим. Есть те, кто считает протестующих врагами. Есть те, кто понимает и сочувствует. Тут ещё нужно учитывать, что законом предусмотрен фактический запрет на негативные публичные высказывания о деятельности государственных органов. Если публичные высказывания вызывают вопросы относительно лояльности сотрудника, его могут уволить. Но кулуарно очень много мнений [по отношению к власти] и в положительную, и в отрицательную сторону». Большую роль в оценке отношения к протестующим играют психологические шаблоны, которые присущи, в том числе, и полицейским. Одним из таких стереотипов является восприятие видеоблогеров или людей с камерами как «априори врагов» (оно и понятно: документирование действий может сослужить плохую службу, особенно в тех случаях, когда действия полицейских находятся за гранью законности). Примерно таково же и отношение к участникам протестов.
По-своему характеризующим систему работы на акциях правоохранительных органов является другое обстоятельство, на котором делает акцент создатель паблика «Омбудсмен полиции». Это формальный характер профессиональной подготовки (исключение составляет, пожалуй, уже упоминавшийся полк полиции, хотя о некомплекте в нём, т.е. дефиците кадров, время от времени напоминают сайты с информацией о трудоустройстве). Особенно «хромает» психологическая подготовка. Об идеологической говорить вообще не приходится. Непрофессионализм выливается в случаи нарушений законодательства полицейскими.
Основной задачей полиции на несогласованных митингах Владимир Воронцов называет не максимально быстрое подавление протеста, а понимание того, что правоохранители заранее поставлены в таких условиях в «чёткие рамки». Рамки закона. Свою позицию по отношению к «митинговому» законодательству он выразил словами: «…Хотя я сам по сути против этого закона, который фактически запрещает собираться больше трёх».
При формальном характере инструктажей, присущих системе МВД при действиях на массовых мероприятиях, тактика определяется в зависимости от ситуации. Увиденный каким-либо руководящим сотрудником формальный признак правонарушения может предшествовать команде «оттеснять толпу». Конкретные действия полицейских зависят от подразделения: «Например, сотрудники Центра по противодействию экстремизму смешиваются с толпой, косят под митингующих и выявляют нарушителей».
Очень показательно мнение Владимира Воронцова о взаимодействии между полицией и Росгвардией. Он говорит о падении уровня взаимодействия при выделении ФСВНГ в самостоятельную структуру: «Это касается даже ситуаций, которые никак не связаны с политикой». Отсутствие единого руководства, наличие на должностях командования Росгвардии военных, «в общем-то далёких от полицейской службы», пользы в таких ситуациях не приносит. «…Что касается именно темы митингов и шествий, то тут взаимодействие наладили. Росгвардия в первую очередь оказывает силовую поддержку. Полицейские полицейскими, но последний бастион – именно Росгвардия», – таково мнение бывшего полицейского, интервьюированного «Медузой».
Отдельный блок вопросов в ходе беседы касается применения насилия на акциях протеста. Владимир Воронцов полагает не обязательным условием для него соответствующей команды свыше. Для полицейского важно помнить о требованиях закона и учитывать конкретную обстановку. Хотя не стоит исключать шаблонного психологического подхода. Показательно другое: при обилии мнений (в том числе – диаметрально противоположных) в паблике «Омбудсмен полиции» наметился тренд на то, «что все, кто уже уволились, на удивление единодушно поддерживают митингующих и осуждают применение силы. У действующих сотрудников идёт большой раскол мнений. Судя по комментариям, очень много тех, кто считает митингующих врагами. Но есть и те, кто в кулуарном общении поддерживает протестующих».
Ещё один аспект интервью – наличие у полицейских такого элемента униформы, как балаклава. Эта атрибутика (как и маски) вообще никаким документом не регламентирована. Владимир Воронцов припомнил слова премьер-министра Дмитрия Медведева о том, что маски на митинге – признак принадлежности к банде.
Подобный «маскарад» может быть двояко выгоден полиции: с одной стороны, в случаях неправомерного применения силы возбуждать уголовное дело проблематично в силу неизвестности потенциального фигуранта; с другой, – невозможность опознать сотрудника служит его защите от неправомерных действий протестующих (угроз, в том числе – и членам семьи). Попытки полицейских прятать жетоны с номерами преследуют вполне конкретную цель – не допустить попыток привлечения конкретных сотрудников к ответственности за превышение полномочий: «…Речь идёт о том, чтобы сотрудников превратить в серую массу, из которой никого нельзя идентифицировать. Устранить любые возможности идентификации, что может способствовать незаконным целям».
Оскорбительные выпады, допускаемые некоторыми из протестующих, чреваты последствиями: если изначально полицейский был мотивирован выполнить поставленную задачу, то «после личного оскорбления это может перейти в плоскость вендетты». Попытки взывать же к совести сотрудников полиции, что делают порой протестующие, эффекта обычно не дают. Изменения в отношении к протестным акциям и их участникам, в принципе, возможны, но только в том случае, если что-то коснётся лично самого полицейского или его близких.
В целом же ситуация такова, что, по оценке Владимира Воронцова, МВД России переживает не просто кризис – его охватил «коллапс во всех сферах». Отток кадров, бешеная нагрузка на остающихся – лишь некоторые его грани. При том, что «всё разваливается», руководство ведомства подходов не меняет. Нет сегодня и «действенного механизма общественного контроля с обязательной ответственностью за содеянное». Неразвито и профсоюзное движение, слаба судебная защита сотрудников правоохранительного ведомства.
Получается, что система срабатывает нередко и против её представителей: как говорится, «артиллерия бьёт по своим». Хотя… достаётся всем – и правым, и виноватым.
Вместо послесловия
Есть такое выражение: «Когда государство становится бандитским, тогда обеспечение его безопасности превращается в пособничество бандитам». То государство, которое «работает» на эксплуатацию народа, иным, как бандитским, быть не может. По определению. И заслуживает соответствующего отношения.
Пока участники акций протеста (или, по крайней мере, какая-то их часть) ещё этого в полной мере не осознали, то такие иллюзии довольно стремительно развеиваются. И чем дальше, тем самообмана – представлений о добром «царе» становится всё меньше. Если в условиях начала XX века российское самодержавие начало пробуждать самосознание народа, устроив «кровавое воскресенье» в 1905-м и «Ленский расстрел» – в 1906-м, то последствием такого рода перемен (не единственным, конечно) стала первая русская революция. Чем обернутся нынешние действия федеральных служб – гадать трудно. Да и неблагодарное это дело.
Современная российская власть упорно этого не хочет замечать или даже принимает те или иные нормативные документы, которые не только вступают в противоречие с Конституцией РФ в силу ухудшения положения народа, – это вполне может вызвать волну праведного гнева. Но кто окажется в выигрыше? «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный» – он такой. Но нужен ли он?.. И что, и когда произойдёт? Определённо, перемены нужны. Какие – покажет время.
Понравилась статья? Поддержите нас:
Или расскажите в социальных сетях:
