Тупик имени Конституции РФ (ч.1). Возможная причина наших бед
Когда-то, после набившей оскомину телерекламы, появилось присловье о том, что нелюбовь к кошкам проистекает из неумения их готовить. Порой при анализе происходящих в России событий, особенно – связанных с протестным движением, деятельностью оппозиции (не той, декоративно-ручной, что «засела» в Госдуме и других «представительных» органах государственной власти и местного самоуправления, а сколько-нибудь реальной, а потому именуемой «несистемной») возникает вопрос о том, почему мы так редко, да и неумело обращаемся к документу, призванному являться основным законом страны. Хотя, если быть «крючкотвором» и «буквоедом», Конституция Российской Федерации достаточно условно является таковым: ну, нет в её названии (как ни крути – не найдёшь) упоминания о том, что она и есть, хотя бы формально, именно основным законом России. Хотя, наверное, всё же стоит полагать её таковым и в качестве такового рассматривать. Ибо другого просто не дано.
Рыхлые «основы»
Принимая за данность необходимость действия в очерченных Конституцией РФ рамках, обратимся к первой (не только по порядку расположения в тексте, но и по важности изложенных в ней положений) главе документа. Глава эта, напомним, именуется «Основы конституционного строя».
Буквально в статье 1 говорится о том, что Российская Федерация, она же – Россия, «есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления». И с первых же слов текста начинаются вопросы о том, стоит ли воспринимать конституционные положения как признание свершившегося юридического факта или относиться к ним как к некой декларации о намерениях, т.е. того, к чему Россия стремится, какой хочет быть. Ибо реалии жизни упорно не дают признать страну в полной мере такой, как о том говорит претендующий на роль основного закон.
Судите сами. Если рассматривать ключевой в формулировке термин «государство» как синоним к дефиниции «страна» (хотя возможно рассмотрение и другого значения слова, обозначающего систему управления страной), то первая же запинка возникает при оценке демократичности. Формально – да, демократизм предполагает власть народа, который, с одной стороны, выдвигает своих представителей в органы власти (управления), и те осуществляют властные полномочия, а с другой – означает, что облечённые властью представители народа действуют не только от имени и по поручению выдвинувших их лиц, но и в интересах этих самых лиц. Выдвижение кандидатов во «властители» (будь то президент или же депутаты) действительно осуществляется народом, представленным в виде той или иной группы – живущими ли по месту жительства или связанными узами того или иного общественного объединения (как вариант – политической партии). А вот при рассмотрении вопроса о деятельности представителей народа во власти возникает немало интересного. Вернее, своеобразие ситуации заключается в представлении, выражении и защите интересов. Почему-то деятельность представителей народа во власти в значительной (если не сказать: подавляющей) мере сводится к принятию нормативных актов (законов, указов президента) проведению таких мер регулирования, которые очень даже часто, хотя и в разной степени, или балансируют на грани конституционных положений, или даже оказываются за этой самой гранью. Да и в рядах законодателей того или иного уровня практически не найдёшь тех, кто пришёл во власть «от станка» или «от плуга», т.е. из рядов тех, кто своим трудом создаёт материальные и нематериальные блага.
Федеративная структура России – тоже не такой уж блестящий образец федеративности, поскольку взаимоотношения пресловутого «федерального центра» и регионов (субъектов РФ) фактически во многом подобны взаимоотношениям между метрополией и колониями. Учитывая дотационный характер экономики этих самых субъектов, регионы поставлены, в большинстве своём, в положение просителей, зависимых от благорасположения к ним (зачастую – к руководителям территорий) со стороны этого самого «центра».
Больше всего вопросов возникает по поводу определения государства как правового. По логике здравого смысла, в этом территориально-административном образовании должен торжествовать принцип верховенства закона, а не власти. Реально же получается, в чём, наверное, каждый удостоверялся не раз, что происходит всё с точностью до наоборот. Власть регулирует общественные отношения таким образом, что закон (в духе «добрых» российских юридических традиций) всё чаще уподобляется тому самому дышлу из известной поговорки.
Относительно возможно согласиться, наверное, только с тем, что форма управления в стране, именуемой «Россией», является республиканской. Поскольку в процессе формирования органов власти и управления всё-таки имеет место выборность – и президента, и губернаторов (хотя так было не всегда), и глав муниципальных образований, и депутатов.
Обратимся к статье 2 Конституции РФ. В ней закреплено, что «человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». Очень интересная и показательная мысль. Особенно – с учётом «поправки на ветер», т.е. на многочисленную, причём – не только в последнее время, практику деятельности правоохранительных, надзорных и судебных структур, если уж не говорить о тенденции современного российского нормотворчества. Последнее всё чаще и всё больше убеждает, что стремление конкретизировать и детализировать те или иные конституционные положения в законах и иных нормативно-правовых актах по сути выхолащивает эту самую «высшую ценность», чем фактически перечёркивает Конституцию как основополагающий, фундаментальный юридический документ страны.
Особенно важна для осмысления основ конституционного строя статья 3 Конституции РФ, причём – все четыре её части. Отправным является условие о том, что многонациональный народ в РФ признаётся «носителем суверенитета и единственным источником власти». Очевидно, под термином «народ» скрывается смысл, раскрывающий содержание определения не только как «избиратели», но и как «население страны в целом». Если исходить именно из такой оценки (насколько она соответствует реалиям – второй вопрос, хотя и немаловажный), то «носителем суверенитета» и «источником власти» едва ли может быть признана какая-либо часть народа, объединённая в некую организацию (как вариант: в политическую партию, какой бы прогрессивной, в том числе – по декларируемым ею лозунгам, она ни была; да и самоё восприятие прогресса далеко не так и однозначно).
Вторая часть раскрывает механизм осуществления власти народом, т.е. этот процесс может быть реализован как «непосредственно», так и «через органы государственной власти и органы местного самоуправления». Направления, таким образом, в принципе заданы и, в общем-то, ясны. А что касается деталей – тут мы смотрим часть 3 всё той же статьи 3 Конституции РФ. И что видим?
«Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы», такое положение закреплено. А на деле? Мало того, что упомянуто лишь «высшее» выражение власти, но ни коим образом не обозначены какие-либо иные выражения (да и возможны ли они, что называется, в принципе?) власти народа, так и сами процедуры референдума и, особенно, – так называемых «свободных выборов», – вызывают всё больше недоумений и вопросов. Что вопрос о референдуме, который обставлен массой таких всевозможных условий, которые делают его проведение фактически невозможным. Что вопрос о выборах, который в последнее время «всплывает» всё чаще и всё более критически. Если далеко за примером не ходить, то недавняя (судя по всему, ещё далёкая от завершения) история с выборами в Московскую городскую Думу и подготовкой к ним весьма наглядно убеждает в превращённой в филькину грамоту декларации о «свободном» характере выборов. А уж каков будет реальный выбор – и в столице, и в регионах, – это мы увидим через неполный месяц, в ходе Единого дня голосования. Получит ли прошлогодний процесс развитие, или всё пойдёт по другому сценарию, – это мы увидим и прочувствуем во второе воскресенье сентября и в последующий период.
Не столь проста для понимания, как это кажется на первый взгляд, часть 4 всё той же статьи 3. Это лишь только на первый взгляд – всё ясно и понятно: «Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону». Уж очень широкое это определение – о присвоении власти. Как и другое – о захвате власти. С одной стороны, понятно: если то или другое совершено путём каких-либо насильственных действий, – уголовной ответственности не избежать. А если монополизация (фактически – узурпация) получила одобрение в форме закона, защищающего интересы какой-либо группы людей в ущерб интересам и государственности как таковой, и значительной части населения страны (народа)? Возможно ли в таком, последнем из названных, случае говорить о захвате и удержании власти? Насколько этот захват и (или) удержание является насильственным, когда свободное волеизъявление народа (его значительной части) наталкивается на противодействие избиркомов, да и «правоохранительных» органов? Да и кто (и как, на основе чего?!) уполномочен определять, может ли быть расценено преобладание (наличие квалифицированного большинства) членов какой-либо партийной фракции в парламенте и наличие премьер-министра, имеющего «дополнительный» статус в виде главы партии, как удержание власти, если эта самая партия на протяжении определённого времени фактически управляет страной и фактически оттесняет от участия в политической жизни всех сколько-нибудь несогласных с её курсом (читай: оппозицию)?
Из иных статей Конституции РФ, определяющих основы конституционного строя, выделим некоторые, вопрос о соблюдении которых в современных условиях вызывает более всего беспокойства (хотя, возможно, это не самое точное слово, определяющее суть дела). Одной из таких является статья 7, в соответствии с частью 1 которой РФ определяется как «социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Ну, как же: проводимая «оптимизация» в таких социально важных сферах, как здравоохранение, образование, культура (спорт – под некоторым вопросом), социальная поддержка (не защита!) малообеспеченных граждан, конечно же, понятна. Но почему это «приведение в наилучший вид» (а именно так дословно может быть переведено это новомодное словечко) нередко, даже – всё чаще, напоминает казнь «гильотинирование», когда «оптимизированное» тело лишается головы? А уж обеспечение «достойной жизни» и «свободного развития» человека подтверждается (хотя и со знаком «минус») всё той же «пенсионной реформой», повышением цен и тарифов, введением новых и увеличением действующих налогов и т.п. и т.д. Да, ещё и разрешением на сбор валежника, установлением требований о соответствии неким стандартам выращиваемых на личных огородах картофеля, овощей и др. И заморозкой пенсий для работающих пенсионеров… Список можно продолжать едва ли не до бесконечности. Что ни говори, «заботливое» у нас государство!
Свобода «развития человека», если смотреть на ситуацию здраво, практически повсеместно зависит от наличия или отсутствия денежных средств у конкретного человека. Это касается и сферы образования, и других, относимых к социальным.
Что же касается охраны труда и здоровья людей, установления гарантированного минимального размера оплаты труда (о том речь идёт в части 2 статьи 7 Конституции РФ), то всё это осуществляется в тех пределах, в каких позволяет работодателю (нередко, если не сплошь да рядом, через знак равенства должно, по логике, быть указано «эксплуататору») создавать такие условия, которые лишь помогали бы сохранять в работниках тот запас жизненных сил и энергии, который необходим для простого воспроизводства возможностей производить что-либо, приносящее работодателю (эксплуататору) доход и даже прибыль.
Обеспечение государственной поддержки семьи, материнства, отцовства и детства, инвалидов и пожилых граждан, развития системы социальных служб, установления государственных пенсий и пособий, иных гарантий социальной защиты, то всё это (хотя и в разной степени) ориентировано на то, чтобы граждане (потенциальный электорат!) не отвернулись от того государства, которое имеет место быть. А уж кому и как оно, это государство, реально служит… О том, как государство фактически отказывает (или сводит к минимуму) в помощи людям, страдающим тяжкими недугами, как «заботливо» устанавливает условия, лишающие возможности получения пенсий по старости десятков тысяч граждан – писано-переписано немало. Не говоря уже о том, что небезызвестная программа «материнского (семейного) капитала» принесла, наряду с положительными результатами, и масштабное распространение мошеннических махинаций с вовлечением в преступные схемы нередко маргинальной части населения. Даже такое (внешне – благое!) дело, как предоставление пресловутого «дальневосточного гектара», и то не обошлось без злоупотреблений и трудно скрываемого головотяпства.
Очень важно подвергнуть анализу и статью 10 Конституции РФ, в которой говорится об осуществлении государственной власти на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную, а также о самостоятельности органов законодательной, исполнительной и судебной власти. Насколько уместно говорить о разделении ветвей власти – сомнений практически не вызывает. Чего не скажешь о самостоятельности тех же законодателей, которые нередко лишь придают форму законов тем установлениям, которые настойчиво и последовательно (эту бы энергию – да в мирных целях!) продвигаются органами исполнительной власти в лице президента, правительства, глав регионов и органов исполнительной власти субъектов РФ. Что же касается «независимости» судебной власти, то на современном этапе такое утверждение способно, пожалуй, вызвать лишь кривую ухмылку: назначение судей на должности (как, впрочем, и отрешение от должностей) в России осуществляется путём издания соответствующих указов президента. Т.е. высшее должностное лицо, осуществляющее функции единоличного органа исполнительной власти, принимает решения о… Словом, судебная власть при такой системе организации управления превращается по сути в «филиал» или «одно из подразделений» исполнительной власти. Вот и вся хвалёная «независимость» (соответственно – непредвзятость, неподкупность и т.п. суда). Действительно, это было бы смешно, если б не было так грустно. Да и гнусно.
Далеко не всё однозначно в смысле статьи 11 Конституции РФ. С одной стороны (и в этом есть свои преимущества как у сколько-нибудь цельной системы власти), законодательно закреплены органы, осуществляющие государственную власть на уровне федерации – это Президент РФ, Федеральное Собрание (оно состоит из Совета Федерации и Государственной Думы), Правительства РФ и судов РФ. На уровне субъектов Российской Федерации государственная власть осуществляется образуемыми регионами органами государственной власти. При таком подходе, что достаточно очевидно, наличествует определённая связка структур «федерального центра» и регионов. Региональная власть, хоть и получает определённую свободу манёвра в выборе наименований и структур, на которые возложены функции органов государственной власти, не получает (по крайней мере, из текста Конституции это не столь очевидно, если не говорить о договорных отношениях между «федеральным центром» и субъектами РФ, про которые речь идёт в части 3 анализируемой статьи) возможности действовать относительно самостоятельно. В том числе – и в интересах населения, населяющего территорию региона и имеющего, вполне возможно и даже, пожалуй, закономерно, какие-то свои специфические (включая иные, чем у «федерального центра»), местные особенности и интересы. Это, как можно понять, коренным образом отличает федеративное устройство от конфедеративного. Насколько и на каком историческом этапе оно является прогрессивным, а на каком и в какой мере – тормозящим процесс развития, – такой вопрос не настолько прост и не настолько уж видится праздным любопытством или проявлением уголовно наказуемого сепаратизма (или регионализма, если этот термин кому-то видится более приемлемым для оценки явления).
Ещё один узел проблем может быть усмотрен в статье 12 Конституции РФ, гласящей о признании и гарантировании местного самоуправления. Признание, очевидно, состоит в том, что оно – в пределах своих полномочий – самостоятельно. (Стоит напомнить, что в данном вопросе наблюдается коренное отличие Конституции РФ от действовавших во времена СССР конституций, предполагавших единую, а именно – советскую, систему власти снизу доверху, поскольку «органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти»).
Насколько хорошо или плохо то, что на «низовом» уровне население может решать свои вопросы самостоятельно, а на «верхнем» уровне государство будет «гнуть свою линию», и как всё это взаимоувязать, – в разных ситуациях получает разное решение. Очевидно, стоит предположить, что в таком разделении (при всех возможных и реальных достоинствах, если такие будут обнаружены) есть определённое упущение. Не исключено, – осознанно заложенное в Конституцию РФ и проистекающее из того, что государственная власть так или иначе (скорее, косвенно, чем прямо, поскольку прямое воздействие запрещено законодательно) воздействовать на структуры местного самоуправления, а сам принцип самоуправления слишком «опасен» для государственности. И «опасность» такая является (или может явиться) следствием различия интересов той или иной части тех, кто населяет территорию страны, и интересов тех, кто и в чьих интересах страной управляет. Именно в этом интересы тех и других могут разойтись (да, наверное, и расходятся нередко), в том числе – до диаметрально противоположных.
В статье 13 Конституции РФ получили оформление очень важные юридические нормы – о признании идеологического многообразия, недопустимости установления государственной или обязательной идеологии, о признании политического многообразия и многопартийности, равенстве общественных объединений перед законом (эти позиции отражены в частях 1-4 статьи). А вот часть 5 вызывает вопросы – не столько о правильности и справедливости нормативных положений, сколько о правоприменительной практике. Справедливости ради отметим, что едва ли разумно (о законности таких защитительных мер даже спорить не стоит) запрещать «создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооружённых формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни».
По поводу «насильственного изменения основ» – тут всё понятно без комментариев. Как и по поводу «нарушения целостности» – тоже. А вот такое определение, как «подрыв безопасности государства», вызывает логичные вопросы. В частности, такой: «Стоит ли предполагать возможность подрыва безопасности государства путём создания социальной напряжённости, обострения противоречий между эксплуататорами и эксплуатируемыми, появления предпосылок для конфликта интересов между «федеральным центром» и регионами и т.п. и т.д., что проявляется при лоббировании интересов тех или иных хозяйственных структур, в том числе – и федерального масштаба, частных лиц, если это лоббирование осуществляется некими общественными объединениями (в том числе – политическими партиями) через принятие политических, нормативно-регулятивных и иных управленческих решений?» Другой вопрос – о пресловутых «частных военных компаниях»: «Как соотносятся факты их функционирования, а не только создания, с положениями Конституции РФ?» Наконец, ещё один повод для уточнения: «Возможно ли говорить о том, что имущественное и социальное неравенство, порождающее неизбежно классовую борьбу в антагонистическом обществе, подпадает под запретительные меры? Или юридическими нормами создаётся попытка отмены исторически объективного (а потому – неизбежного) явления?» Наконец, по какой такой причине допускается (а, возможно, даже и поощряется) деятельность разного рода «общественных» организаций типа SERB, ряда выдающих себя за казаков формирований и иных структур, применяющих насильственные действия в отношении участников протестных акций?»
Рассмотрим ещё одно утверждение (оно изложено в статье 14 Конституции РФ) – о том, что Россия является «светским государством» со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Осмелимся допустить, что только народившиеся младенцы не ведают о том, что в таком государстве религиозный праздник Русской Православной церкви – Рождество Христово – уже в течение многих лет является государственным. Уже один этот факт, а не только поощрение строительства храмов, главным образом – православных, говорит сам за себя. Да и о формальном (если не сказать – в известном смысле лживом) характере закона, претендующего на право называться основным.
Наконец, остановимся на положениях статьи 15 Конституции РФ, в которой говорится не только о том, что она как правовой документ «имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории» страны, но и о другом аспекте её главенства по отношению к законам и иным правовым актам, принимаемым в России. Эти законы и правовые акты «не должны противоречить Конституции Российской Федерации». Именно на это указывается в части 1 анализируемой статьи.
В части 2 говорится об обязанности органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, граждан и их объединений соблюдать Конституцию РФ. Однако, если разобраться по существу, целый ряд законов, действующих в настоящее время, противоречит нормам Конституции РФ (в частности – та же пресловутая «пенсионная реформа»). Но, видимо, есть весомые причины для того, что Конституционный суд РФ не спешит опротестовывать такое законодательство, заставляя или отменять, или, хотя бы, корректировать такие юридические документы. А это побуждает задуматься об ангажированности суда. Что, впрочем, с очевидностью может быть воспринято в общем контексте размышлений о реальной или мнимой независимости судебной системы РФ в целом.
Вполне логичным видится требование части 3 статьи 15 об обязательности опубликования законов и недопустимости применения неопубликованных законов, как и любых нормативных правовых актов, которые бы затрагивали права, свободы и обязанности человека и гражданина.
Одной из самых обсуждаемых тем в правоведческом сообществе, да и за его пределами может быть названо положение, которое заключено в части 4 анализируемой статьи. С одной стороны, нормы её указывают на то, что правотворческий процесс в России укладывается в рамки общемирового, а с другой, – некоторые исследователи, да и политики видят в нём угрозу национальным интересам РФ, поскольку рассматривают приведённое ниже утверждение как юридическую основу для подчинения страны неким мировым силам: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью её правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».
Разбирая узловые моменты даже такого раздела Конституции РФ, как «Основы конституционного строя», можно сказать, что, с одной стороны, между закреплёнными в ней правовыми нормами и реалиями российской жизни – «дистанция огромного размера», а с другой, что документ носит узконаправленный, классовый характер, призванный выражать и защищать интересы господствующих в России сил. Правоприменительная практика нередко исходит из применения двойных стандартов. Всё сказанное в совокупности убеждает в том, что современная нам Российская Федерация едва ли может претендовать на то, чтобы именоваться не только социальным государством, но даже и правовым.
Понравилась статья? Поддержите нас:
Или расскажите в социальных сетях:
